Алеука

Давно жил один богатый старик со старухой. У них был один только сын, по имени Алеука. Отец и мать посылают парня каждый день глядеть конный табун: «Гляди табун, гони его на елань Илкуар: если эта елань будет полна, то вся скотина цела; не полна елань — скотины не хватает». — Каждый день ходил парень, гонял табун на елань, елань все полна.

Однажды он лёг там спать и уснул. Мимо его проходила девица Жин пэри и надела ему на руку колечко. Когда парень пробудился и встал, он оказался без языка — не может ничего говорить.

Пришел домой, в избу, хочет говорить и не может. Отец с матерью спрашивают: «Чего тебе сделалося?» — Он ничего не отвечает: выговорил только одно слово: «Старика с белой бородой тащите!» — Никто не понимает, какого старика. Отец с матерью ревут: один только сын у них.

Думал, думал отец, сел на вершну и поехал искать белобородого старика. Долго ехал, наконец видит: сидит старик с белой курчавой бородой. — «Тебя мне и надо! Иди ко мне: у меня сын не может говорить». — Старик говорит: «Айда собирай больше народу и коли скотину — кормить гостей! Когда все у тебя будет готово, я приду».

Воротился отец Алеуки домой, позвал в гости всех своих однодеревенцев, заколол сколько там быков, овец. — Пришел и старик с белой бородой. А Алеука все не может говорить.

Нагостились. Хозяин говорит белобородому старику: «Вот у меня парень не может, тебя просил привести». — Старик подошел к Алеуке, взял его за правую руку, гладит. И говорит старик: «Айда скорее, выбирай из табуна шесть пар чубарых коней — догонять надо». — Отец Алеуки говорит: «Не только что шесть, шестьдесят пар чубарых коней можно отобрать у меня в табуне!» — Пошел в табун, смотрит: ни одной чубарой лошади нету; искал, искал, не мог найти. Воротился домой и говорит Алеуке: «Парень, ни одной чубарой лошади я не могу найти!» — Парень сказал: «На Гусиную гору ушла у нас одна кобыла; наверно, все туда ушли». — Пошел старик опять, смотрит: все чубарые кони собрались в одно место, а лошадей другой масти тут совсем нет. Давай ловить их; шесть пар поймал, привёл домой.

Старик с белой курчавой бородой говорит: «Давай скорее садись на вершну, надо ехать в погоню!» — Сам белобородый старик поймал рыжую лошадь, сел на нее и поехал впереди.Смаху гонит вперед. Пристала лошадь у Алеуки, и отцова лошадь пристала; пересели они на других коней. И эти кони пристали, пересели на новых, потом пересели на последнюю пару, и она уже не может идти. А у белобородого старика рыжко всё идет хорошо вперед.

Слез белобородый старик со своего коня и говорит Алеуке: «Садись на моего рыжка; назад не оглядывайся; хлыстиком бей коня так, что — по одному боку бьешь, а по другому чтобы кровь пошла. Доедешь до реки, остановись ночевать; утром встанешь, придет девица с чайником за водой — ты ей это колечко отдай».

Доехал Алеука до реки, остановился ночевать, коня привязал. Выспался, утром встал, глядит: одна девица идет с чайником за водой. Алеука подходит к ней и говорит: «Апай, у тебя сестра есть?» — «Есть». — Алеука показал ей свое колечко; та и говорит: «Это моей сестры колечко, где ты его взял? Моя сестра замуж выходит, свадьбу играет».

Алеука отдал ей колечко, сказал: «Когда будешь поливать сестре на руки воду, то спусти ей на руки вместе с водой это колечко». — Та взяла и ушла. Алеука остался; тоскливо стало ему.

Девица пришла домой; стала подавать воду — руки умывать. Пришла сестра, она спустила ей с водой колечко: как полила воды, так колечко само и наделось на руку. Сестра удивилась. — «Откуда это взялось у меня колечко?» — «Это тебе молодец послал». — «Покажи мне его».

Свела девица свою сестру на реку, показала ей Алеуку. Они познакомились и полюбили друг друга; сели на рыжка и угнали домой; сбежали.

Отец с зятем узнали об этом; кинулись в погоню. Зятя звали Кубыкты-кара (Черный гребень на водяной волне). Гонят они шибко; догоняют Алеуку.
Невеста спрашивает Алеуку: «Чего ты умеешь делать? Покажи мне». — Тот вместо ответа поет:

На острове растет тридцать осокорей (тирак):
Все они упадут, если я выстрелю!

Взял стрелу и выстрелил из лука; все тридцать осокорей упали: 29 срезала стрела, в тридцатом завязла. — И опять поехали вперед.

Сзади них идет погоня; едут тесть с зятем и думают: «Почему это осокори упали? Если бы их ветром уронило, то почему они все ровны? Если топором срублены, то почему нет щеп? Если пилой спилены — почему нет опилков?» Думают, дивятся; увидали в тридцатом осокоре стрелку, догадались: стрелой, видно, срезал!

Едут. Невеста опять спрашивает Алеуку: «Что ты умеешь делать? Покажи мне». — Алеука опять запел:

На краю стоят сорок сосен:
Все сорок упадут, если я выстрелю!

Выстрелил из лука, и все сорок сосен упали: в последней завязла стрелка. — Те увидели и опять думают: отчего сосны упали? — Думали, думали, увидели в последней сосне стрелку и догадались.

Гнал, гнал Алеука. Тесть его воротился домой, остался один зять Кубыкты-кара. Наконец, у Алеуки рыжко пристал. Слезли они с коня, пошли пешком. Много ли, мало ли шли, Кубыкты-кара их догнал и говорит Алеуке: «Застрелю я тебя до смерти!.. Оставь девку, так я не буду стрелять!» — Алеука говорит: «Давай, стреляй!» — Невеста стала на середине между ними и говорит: «Кто кого застрелит, за того я и пойду!»

Кубыкты-кара стрелил, не попал. Потом Алеука стрелял, попал Кубыкты-каре в стрелы: 10 стрелок было у Кубыкты-кары, осталось только две. Кубыкты-кара стрелял и тоже попал Алеуке в стрелы: три стрелы кончал, осталось у Алеуки 9 стрелок. Потом Алеука стрелял, попал в Кубыкты-кару, и тот умер.

Алеука с невестой поехал к тестю, воротился назад. Тесть их угощает; живут они тут долго; уже ребенок родился у молодой жены. Взяли они с собой девицу-няньку и поехали домой.

Подъезжают к дому; остановились у реки. Алеука и говорит: «Баба, я тебя оставлю здесь с нянькой, а сам схожу домой: близко уже дом-то». — Ушел. А жена у Алеуки была шибко баска, в одной щеке месяц, в другой солнце.
Алеука пришел домой. Поздоровался с отцом и матерью; говорит им: «Я женился; жена у меня шибко баска. Надо постлать ковры в ограде. У меня жена: раз плюнет — серебро, другой раз плюнет — золото. Вот какая у меня баба!» — Так сказал и ушел назад к бабе.

А баба его начала без него купаться. Сняла с себя всю одежду и как небак гуляет в воде. А у нее была очень хорошая одёжа из золота и серебра. Нянька взяла эту одёжу и надела на себя. Та вышла из воды; нянька ей одёжи не дает: «Моя», — говорит. — Просила, просила, не даёт. Стыдно ей стало нагишом. Была у ней другая одёжа: как ее надела, так и улетела, ровно гусь. — А эта нянька взяла ребенка, держит его, как будто своего, и песню поет.

Приехал Алеука и спрашивает ее: «А где апай? — «Она купалась и утонула; я искала, искала, не могла найти». — Заревел Алеука; сам пошел искать, не нашел. — «Унесло, видно, — говорит, — водой». — Пошли с нянькой и с ребенком домой; ребенок у нее реветь. Приехали в деревню; Алеуке стыдно: шибко хвалил он свою бабу, а смотрит народ: баба у него не шибко баская, середняя, значит. (Няньку он за бабу тащил.)

А у Алеуки все сердце болит: «Где моя баба!» И ночью он не спит.

Приехали путешественники и спрашивают: «Пустишь нас на фатеру?» — Алеука пустил. Сели обедать. Один путник и говорит: «Сегодня я шибко удивился — охотничал на болоте ночью: кричит там гусь жалобно-жалобно, ревет; видно, потерял пару. Я хотел застрелить, рука не поднимается: он ровно понимает, кланяется, жалобно кричит». — Алеука говорит: «Ох, — говорит, — это, наверно, моя баба гуляет. Где вы видели, в каком месте?» — «Вот такое-то место».

«Дайте мне совет, как ее поймать?» — «Вот как: всю свою деревню собери, весь молодяжник сначала спроси, а потом всех стариков: что они тебе скажут, как посоветуют».

Прошел этот день. Утром встали, Алеука давай собирать народ. Заколол быков, баранов. Молодяжник посадил в одно место, стариков в другое. Наелись, сидят. Алеука и спрашивает: «Вот, — говорит, — у меня баба улетела, как ее поймать? В лесу ее видел народ». — Молодяжник отвечает: «Давай поймаем ее: который палку возьмет, который на вершну сядет — окружим и возьмем».

Потом спросил у стариков: «Вы какой совет дадите?» — «Надо умно поймать. В том месте, где она гуляет, надо выкопать яму, чтобы туда человек ушел; постлать там хорошую постелю и положить ребенка. Садись сам туда, чтобы не видно было. Она к ребенку придет, ребенка возьмет и станет сосить. Когда станет сосить, тогда ее можно будет поймать».

Так и сделал Алеука. Баба пришла ближе к ребенку, хотела сесть, да опять улетела — боится. Кружалась, кружалась, садилась на деревья; спускалась все ниже. Наконец, сняла одежду и стала бабой; взяла ребенка и стала сосить. Ребенок сосал, сосал и уснул; потом и мать уснула. Алеука ее тихонько держал. Когда она разбудилась, узнала его. Надел на нее одежду и увел домой.


Неслучайные рекомендации:

Добавить комментарий