добавил: “Монгон и его работник” — калмыцкая народная сказка, повествующая о богаче Монгоне Оргоджике, жаждущем наследника, и его невероятных приключениях. Следуя мудрому совету, Монгон делится своим богатством, и судьба вознаграждает его сыном, Манжиком-Зарликом. Отправляясь на поиски своего предназначения, Манжик-Зарлик сталкивается с опасностями и проявляет отвагу, демонстрируя силу духа и хитрость ума. Судьба приводит его к дочери хана Бурул-хана, которую он исцеляет, обретая любовь и счастье. В этой удивительной истории появляется Хара-Кевюн, работник Манжика-Зарлика, чья судьба переплетается с судьбой главного героя, превращая их в верных друзей. Сказка воспевает ценность добра, умение находить выход из сложных ситуаций и целебную силу аршан-воды, играющей важную роль в жизни героев. Погрузитесь в волшебный мир калмыцкого фольклора, где справедливость и мудрость торжествуют над злом и испытаниями. Эта сказка – настоящий кладезь народной мудрости, вдохновляющий на добрые дела и веру в лучшее.
Это было в старину стародавнюю. Жил тогда богач Монгон Оргоджик. Для его скота не хватало ни травы, ни воды: табунов числом не счесть, кованые сундуки добра полным-полнехоньки. И люди думали, что пожелай Монгон Оргоджик птичье молоко, и оно в его пиалах будет.
Долго жил он со старухою. Девятьсот девяносто девять лунных месяцев Монгон Оргоджик видит, как солнце красное за край степи заходит. Но ни богатства, ни долголетие им утеха в жизни.
— Для кого мы копим добро? К чему оно, если у нас нет сына? — в который уже раз он спрашивал жену.
— Не болтай пустое. Утешься тем, что имеешь. Люди были бы рады-радешеньки тому, что у нас есть.
— Ну, а кому я передам ногайку отцов, кто закроет нам глаза, когда Эрлик-хан придет в кибитку. Нет, пусть будет, что будет, но у нас должен быть сын.
— Монгон, на старости ты совсем с ума спятил. Стыдись людей.
— Йах! Говорить с тобой — ловить воздух руками,- сказал он, взял посох, сумку переметную и побрел в степь, куда глаза глядят. То перекати-поле семь дней и семь ночей обгоняло его, то он обгонял семь дней и семь ночей перекати-поле. Стали тени от кибиток на восток уходить, Монгон Оргоджик завернул к хотону заночевать.
— Аав, откуда и куда путь держите, — спросил хозяин кибитки, подавая вошедшему дымящуюся пиалу с зеленовато-золотистым чаем.
— Иду из нутука хана Алтан Оргоджика. Ищу пропажу, да вот заблудился.
— Скажите, в вашем нутуке живет богач Монгон Оргоджик?
— Откуда мне, человеку черной кости, знать? Разве заглянет путник в кибитку к тому, кто копытом теленка воду пьет, к кому от восхода и до захода целый день солнце в кибитку заглядывает?
— Что правда, то правда. Я спрашивал о богаче потому, что о его горе и богатстве давным-давно молва по степи скачет. Все говорят, что он прожил девятьсот девяносто месяцев и до сих пор не слыхал голос плачущего сына. Правда это или нет, не знаю…
— Если у Монгон Оргоджика нет наследника, должно быть, такова уж воля бурханов. Трудно найти камень в омуте, трудно найти и стрелу, если пустить ее в темноту ночи, еще труднее иметь сына, когда ты, будто высохший ковыль.
— Это-то так. Но я мог бы богачу совет подать, если бы он захотел иметь сына.
— У богача Монгон Оргоджика есть два глаза и два уха, он видит и слышит, как и мы с тобою. С умным советом и добрым словом, как говорится, не грех и с левой стороны войти в кибитку… Ну, говори, быть может, я пойду в те места.
— Передайте Монгон Оргоджику, что сын у него будет, когда он большую часть своего богатства поделит между хара-улус (черными людьми — бедняками).
— Твои слова я передам, но богач Монгон Оргоджик захочет узнать и твое имя.
— Живу я у хана Домби-Тиби, а звать меня Манжик. Так и скажите. Да вряд ли богач захочет знать имя простолюдина. К чему оно ему?
Выпили они еще по пиале зеленовато-золотистого чаю и спать легли. Хозяин сразу уснул, а Монгон Оргоджик — хоть глаз коли, не идет к нему сон да и только.
Заря занялась. Взял Монгон Оргоджик посох, сумку переметную и заспешил домой. За девять лунных месяцев роздал большую часть своего богатства. Девять лунных месяцев возле кибитки богача собиралось столько народу, что его и за семь дней не обойти. Каждый получил свою долю, никто в обиде не остался. Роздал — вошел в кибитку и услышал голос плачущего ребенка.
— На рассвете богач перекинул через плечо аркан, взял кнут и вышел на дорогу. Стал и стоит, по сторонам поглядывает. Видит: бакша едет с манжиками в хурул.
— Эй, бакша! Останови коня, добрую весть узнаешь.
— Манжики! — сказал бакша. — Это богач Монгон Оргоджик. Старик с ума спятил. Роздал свое добро, чтобы иметь сына. Теперь стоит как байгуш. Любопытно, что он нам скажет.
Монгон Оргоджик одарил каждого, самый богатый подарок бакше дал.
— Помогите, добрые люди,- сказал он,- Кричит новый хозяин кибитки всю ночь, спать не дает, а каким словом его успокоить — никто не знает. — Правда?!- удивился бакша.- Расскажи, как у тебя появился наследник! Ведь тебе и твоей жене не так уж мало лет?
— Эта история короче седин. Не раз я слышал, что стая грачей и коршуна заклюет. Дай думаю, пойду, людей попытаю, что они мне скажут. Пришел в нутук хана Домби-Тиби и заночевал в кибитке хозяина, которого звали Манжик. Сидим, чай пьем, беседу ведем. Он-то и сказал мне: богач Монгон Оргоджик отдаст большую часть богатства простолюдинам — кибитка его услышит голос новорожденного.
Кто замуж дочь выдает, тогда же подумал я, тот и сережек для нее не жалеет. Сделал так, как Манжик мне присоветовал. В сундуке старухи нож жизни сына лежит, а я вот на дорогу вышел, чтобы слово узнать, которое крикуна успокоит.
Бакша выслушал рассказ богача, «Книгу жизни» полистал, в раковину подул, в колокольчик позвонил и говорит:
— Да будет имя твоему сыну Манжик-Зарлик. Бакша и манжики спрятали дары богача в свои сумки переметные и поехали по дороге в хурул.
Шли годы. Месяц солнце догоняет — догнать не может. Одни келмерчи на вопрос: что прекраснее земли, отвечали: — солнце, другие — луна. Пока они спорили, еще сто девяносто два месяца пролетело. Манжик-Зарлик и говорит отцу:
— Дай мне денег. Пойду на ханский базар, что-нибудь куплю.
— Зачем тебе ходить туда? У нас разве только птичьего молока не хватает.
— Не отказывай сыну,- вмешалась в разговор жена,- дай ему денег.
Отправился Монгон Оргоджик с сыном в кладовую. — На, держи мешок,- сказал отец и начал совком черпать золото и серебро. Манжик-Зарлик взвалил мешок на спину и пошел на ханский базар. Не доходя до базара, он увидел, что один человек, подвесив мертвеца на дерево, бил его плетью.
Манжик-Зарлик подошел к этому человеку и спрашивает:
— За что мертвого человека бьешь?
— За то бью, что он умер, а долг мне не вернул. Как я еще могу наказать должника?
— А что тебе за выгода мертвеца бить?
— Если тебе жаль мертвеца, отдай его долг: три десятка тысяч денег.
— На, бери,- сказал Манжик-Зарлик и отсыпал из мешка несколько пригоршней золота и серебра. Снял сын Монгона Оргоджика с себя бешмет, завернул в него мертвеца и закопал его под деревом. На ханском базаре Манжик-Зарлик накупил семьдесят возов разного товара.
— Теперь надо подыскать работника,- сказал он и начал ходить по базару. Встретился ему парень. — В работники пойдешь?- спросил Манжик-Зарлик.
— Пойду. А сколько платить будешь?
— В десять раз больше, чем другие платят.
— Тогда согласен.
Пришли они к месту, где стоял караван. Манжик-Зарлик и парень сели кушать. Пока хозяин обгрызал баранье ребро, работник съел полбарана. Тогда Манжик-Зарлик выложил работнику в подол рубахи остатки мяса и сказал:
— Ты мне не нужен. Иди своей дорогой.
Работник ушел. Манжик-Зарлик стал искать нового. Повстречался ему Хара-Кевюн в лохмотьях.
— Иди ко мне в работники.
— Была бы работа, будет и забота,- сказал Хара-Кевюн и нанялся к нему. Пришли к месту, где остановился караван сына богача. Хара-Кевюн приготовил мясо и подал хозяину.
— Садись и ты есть. Остановка каравана в трех днях пути.
— Кушайте,- ответил работник.- Перво-наперво надо дело сделать, а поесть всегда успеется.
Манжик-Зарлик взял лучшие куски мяса и отложил для Хара-Кевюна.
Стал месяц перед солнцем в звездный халат рядиться — караван в путь тронулся. Подъехали к дому, Монгон Оргоджик вышел на дорогу караван встретить.
— Ну, сынок, поезжай, торгуй, да поскорей возвращайся. Вот тебе на всякий случай черный меч и черная собака,- напутствовал он,- да запомни: переночуете три ночи, на пути вам встретится черный курган — возле него не останавливайтесь; проедете черный курган, переночуете три ночи, увидите белые пески — ночуйте тогда, когда проедете их. Еще через три ночевки попадете в черную пустыню, и там ночь добром для путника не кончается. Как проедете эти три места, до нутука старого Бурул-хана рукой подать.
Попрощался Манжик-Зарлик с отцом и матерью — караван в путь тронулся… Потянулась дорога в полуденный край. Переночевали три раза.
— Хозяин,- позвал Хара-Кевюн.- Вон-вон тот курган, о котором говорил ваш отец. Заночуем здесь, что ли?
— Езжай дальше. Проедем черный курган, тогда и заночуем,- ответил Манжик-Зарлик.
Поехали дальше. Подъехали к черному кургану, стало темно, лошади — ни с места.
— Что ж, распрягай лошадей. Теперь уж что будет,- сказал Манжик-Зарлик.
Работник распряг лошадей и пустил их пастись. Поужинали. Манжик-Зарлик лег и сразу уснул. Хара-Кевюн караулил лошадей да на возы поглядывал. А как месяц из-за тучки выглянул — горбун старик из темноты выскочил, к костру подошел.
— Эх, вы! В степи остановились, а рядом кибитка. Пойдемте ко мне ночевать.
— А где же она?- спросил Хара-Кевюн.
— Вон, огонек виднеется.
— Вижу. Вот разбужу хозяина и пойдем на ночевку.
— Приходите, да не задерживайтесь,- сказал горбун старик и пошел к черному кургану. Хара-Кевюн снял сапоги, подоткнул за пояс концы обеих пол бешмета, взял у Манжика-Зарлика черный меч и отправился на огонек. Подошел к кургану, а там и черную кибитку заметил. Видит, внутри кибитки вокруг тагана семь черных стариков сидят, и каждый трубкой дымит, кинжал точит.
— Где же путники?- спросил черный старик с горбатым носом.
— Работник сказал, как разбудит хозяина — придут.
— Выйди, посмотри, идут или нет?
Горбун старик показался на пороге — Хара-Кевюн отсек ему голову. Ждали шесть черных стариков, ждали горбуна с путниками, точили кинжалы, точили, да так и не дождались.
Зорька занялась — горбоносый старик кинжалом взмахнул, разрубил огонь пополам и надвое — черных стариков, как ветром сдуло. Хара-Кевюн зарыл труп горбуна старика, сжег кибитку и пошел к тому месту, где караван стоял. Вытер он меч чисто-начисто и положил около хозяина.
Наступило утро. Работник приготовил пищу. Разбудил Манжика-Зарлика, покушали и в путь отправились. Ехали, ехали… Сделали три ночевки.
— Вот и белые пески, о которых говорил ваш батюшка. Время позднее. Давайте здесь заночуем,- предложил Хара-Кевюн.
— На черных курганах ночевали — ничего не случилось. Поехали дальше, авось и на этот раз слова батюшки не сбудутся. Работник ничего не сказал: скажешь — будут расспросы, промолчишь — на этом и конец. Поехали по белому песку, колеса увязли, лошади — ни с места.
— Придется здесь ночь коротать,- сказал работник.
— Что ж, распрягай коней, пусти пастись,- согласился Манжик-Зарлик.
Поужинали. Хозяин каравана лег и уснул. Хара-Кевюн не спит, на возы и на лошадей поглядывает. Черный пес в степь побежал — одноглазая старуха из темноты на огонек вышла.
— Эх вы, сами себе смерть ищете,- сказала одноглазая старуха.
Вырвала клок волос и бросила в огонь. Задымил костер. Из дыма шулмусы выскочили, вокруг костра скачут, друг в дружку горящими головешками тычут, визжат, хихикают, норовят работника в костер затолкать. Да не тут-то было: черный пес затявкал — их как и не было. Наступило утро. Хара-Кевюн приготовил пищу, разбудил хозяина, позавтракали и отправились в путь. Белые пески миновали: зазеленела степь. Посвистывают суслики, поют жаворонки, кружатся над степью орлы и беркуты. Вот и черная пустыня показалась.
— Остановимся, переночуем, пока степь?- спросил работник.
— Пока светло — поехали дальше.
Заехали в черную пустыню — кони стали. Били кнутами, за повод тянули, а они хоть бы что, стоят как вкопанные.
— Что будем делать?- спросил Хара-Кевюн.
— Выпрягай. Авось и на этот раз не на свою беду заночуем. Выпрягли лошадей, пустили пастись. Поужинали, Манжик-Зарлик лег и уснул. Работник не спит, на возы и на лошадей поглядывает. Пала ночь — цикады звенят. Рогатый месяц за тучку спрятался — к костру шулма с головой лягушки вышла.
— Что это вы под открытым небом ночуете?- спросила она.- Пойдемте к нам.
— А где ваша кибитка?
— Вон, видите, огонек горит?
— Вижу,- ответил работник.
— Приходите к нам.
— Вот разбужу хозяина и придем. Шулма с головой лягушки ушла, Хара-Кевюн взял у хозяина черный меч, разулся, подоткнул полы бешмета за пояс и пошел на огонек. Прислонился он к черной кибитке и слушает:
— А где же те, что обещали прийти?- спрашивает шулма с хвостом верблюда вместо косы.
— Что-то долго их нет?- сказала одноглазая.
— Выйду, посмотрю,- ответила козлобородая шулма. Переступила она порог кибитки — тут ее и черный меч настиг.
Хара-Кевюн подошел к стене, смотрит в щель и слушает:
— Вот еще небывалое чудо!
— И как караван мог пройти мимо семи наших отцов и семи матерей?- сказала шулма с верблюжьим хвостом вместо косы.
— Мимо их кибиток путники проехали днем, когда стариков не было дома, но нас они не минут,- вставила в разговор свое слово шулма с головой лягушки.- Надо пойти посмотреть, куда они подевались,- сказала она и направилась к выходу. Хара-Кевюн поднял меч, но опустить, как ни силился, никак не смог.
— Йах! Шулмы, шулмы, подите сюда!- закричала та, что с головой лягушки.
— Что ты, что с тобой?- спрашивали ее остальные.
— Беда пришла. Человек из каравана нашу козлобородую сестричку убил. Схватили они Хара-Кевюна, втащили в кибитку и ну допрос вести: как зовут, с кем был и зачем козлобородую сестричку убил?
Ответил он на вопросы шулм, а та, что с хвостом верблюда вместо косы, и говорит:
— Хара-Кевюн, сумеешь победить тьму светом — с головой на плечах уйдешь, не сумеешь — быть твоим плечам без головы.
Он выслушал, уселся на край кошмы, поправил усы и спросил:
— Кто знает, почему на луне пятна?
— Не знаем,- ответили шулмы.
— Вот об этом я вам и расскажу. А там, что будет, то и будет: победит тьма — быть голове моей без туловища, победит свет — быть голове на плечах. И Хара-Кевюн начал рассказ:
— Это было тогда, когда людей на земле жило совсем мало. Бурхан-бакша создал аршан (живую воду).
— Люди!- звал он,- идите ко мне, пейте аршан, воду вечной молодости.
Бурхан-бакша скликал людей, а тем временем дракон Араха вполз ужом в кибитку и аршан вылакал. Заметил свою беду Бурхан-бакша, да поздно было. Ударил он посохом ужа и рассек его надвое. Ударил ужа по хвосту — хвост на мелкие части распался, и полетели, запрыгали, поползли букашки, комашки, мотыльки, пауки — нечисть разная, что людям на земле зло приносит. А тем временем Араха за облако спрятался. Задумался Бурхан-бакша над тем, как дело выправить. Сколько ни думал — ничего не придумал. Тогда он пришел к людям и говорит им:
— Скажите мне, как Араху извести? Люди подумали и так сказали:
— Бурхан-бакша, лети к солнцу. Оно начало начал, оно тебе все и скажет.
День сменял ночь, ночь сменяла день, а он все летел.
— Солнце, солнце, покажи, где мне дракона Араху сыскать?- крикнул Бурхан-бакша, подлетая к солнцу. Солнце склонилось к земле — стал месяц ясным. И тогда Бурхан-бакша увидел: между двумя рогами месяца дракон Араха спрятался, присосался к месяцу так, что тот на глазах бледнеть стал.
Вихрем налетел Бурхан-бакша на дракона Араху, оторвал его от месяца и приковал к вершинам Индерских гор. Месяц светом напитался — луною стал. Дракон Араха черной злобой дышит. Когда солнце приблизится к земле — его заглатывает, луна подкатится — ее в ярости проглотит. Да только от этого людям ни тепла, ни холода. По глупости Араха это дело делает…
Хара-Кевюн говорит, шулмы рты раскрыли, слушают, а тем временем солнце из дракона Араха выскочило — в кибитку глянуло. Хара-Кевюн посмотрел вокруг себя — никого нет.
— Где вы, послушайте… Я не кончил!- кричал он. Но ему никто не ответил.
Взял он меч и пошел к тому месту, где караван остановился. Приготовил завтрак, разбудил Манжика-Зарлика, покушали и отправились в путь. Когда же солнце над головой было, к ним подъехал Бурул-хан со своими всадниками. Манжик-Зарлик выбрал самые дорогие вещи и преподнес их Бурул-хану. Тот спросил:
— Откуда прибыли? Какого хана подданные?
— Я из нутука хана Алтан Оргоджика, сын богача Монгон Оргоджика. Зовут меня Манжик-Зарлик.
Бурул-хан приказал слугам отвести прибывшим самые почетные места на ярмарке.
Как-то под вечер работник на тулге (тагане) готовил ужин. Подошла ханская кошка и стала куски махана (мяса) выпрашивать.
— Что, у хана мало лопаешь? Хочешь и здесь все сожрать?- проворчала черная собака.
— А ты скупишься даже на объедки?- ответила кошка,- Будешь мне мешать, обернусь ядовитой змеею и укушу твоего хозяина.
— Если не уйдешь отсюда, я скажу Хара-Кевюну, что твоя желчь может вылечить дочь Бурул-хана,- огрызнулся черный пес. Работник услыхал разговор ханской кошки с черной собакой, поймал кошку и вытащил желчь. Во время ужина Манжик-Зарлик стал рассказывать Хара-Кевюну о болезни дочери хана.
— В таком большом нутуке и не нашлось человека, который мог бы ее от недуга избавить?! Я и то мог бы ханскую дочь вылечить!- сказал Хара-Кевюн.
— Хан готов полцарства отдать тому, кто ее вылечит! Ты не вздумай браться за это. Своей неудачей только себя и меня осрамишь,- предупредил Манжик-Зарлик своего работника.
— Дочь хана я вылечить вылечу. Жаль только обо мне вы доложить хану не посмеете.
Не прошло и полдня — Бурул-хан приказал привести во дворец работника. Хара-Кевюн осмотрел больную:
— Дочь вашу я берусь вылечить.
— Вылечишь — возьмешь все, что обещано. Семь дней работник делал вид, что лечит, читал молитвы, шептал заклинания, которые приходили ему на ум, и каждое утро давал выпить дочери хана кошачью желчь.
Семь дней прошло — запела ханская дочь, смотрится в зеркальце.
— Бурул-хан,- сказал Манжик-Зарлик,- мы и купили все, и все, что надо, продали, сегодня уезжаем. — Что ж, пришло время — возвращайтесь домой,- ответил он.- Пусть твой работник через полгода берет мою дочь себе в жены.
И пошел караван Манжика-Зарлика к отцовскому дому. Но когда прибыл караван к месту — отца и матери в живых уже не было. Видит Хара-Кевюн, что хозяин от печали оправиться не может.
«Разве он один с горем сладит? — думает он. — Надо ему дочь Бурул-хана сосватать». Как задумано, так и сделано.
Вот прошло после свадьбы три года. Он и говорит Манжику-Зарлику:
— Сослужил я тебе службу. В долгу не остался.
— О каком долге речь ведешь? — удивился Манжик-Зарлик.
— Пришла пора рассказать обо всем. Помните вы за умершего долг заплатили?
— Помню. Ну и что?
— Это был мой брат. Вы отдали за него долг золотом и серебром. Я тогда же нашел вас и стал вашим работником.- И рассказал хозяину и его жене все по порядку.
— Хара-Кевюн, — сказал Манжик-Зарлик,- живи с нами. Все, что у меня есть, это и твое, и мое.
— Спасибо на добром слове. Хочешь, чтобы я остался, подели все, что имеешь, между простыми людьми. — И Хара-Кевюн остался. Вот и вся сказка. Идите по кибиткам, но помните: добро всегда сильнее зла, хитростью ума не победишь, и аршан-вода только в сказках бывает. Видите: дракон Араха снова пасть раскрыл — луну в себя втягивает?