добавил: “Два брата” — калмыцкая народная сказка, повествующая о трагической судьбе богатого батыра Хара и его отважного сына Джурука. Сказка погружает нас в мир, где золото и табуны коней соседствуют с коварством и мудростью. Джурук, предчувствуя беду, пытается предостеречь отца, но упрямство Хара приводит к его гибели. Отчаянно стремясь спасти отца, Джурук обращается к бакше, но сталкивается с равнодушием к богатству. В поисках помощи Джурук встречает мудрого старца, чьи советы становятся ключом к победе. Смелый юноша вступает в смертельную схватку с ужасным Черным мусом и его коварной бабкой. Решив загадки, Джурук одерживает победу, освобождая пленных и изменяя ход событий. В конце концов, он находит счастье, а сказка напоминает о ценности мудрости, смелости и семейных уз.
У берегов Бумбы жил когда-то на свете Хара-батыр. У него был единственный сын по имени Джурук. Каждое утро Хара-батыр на своем коне въезжал на Болзатинскую серую гору, обозревал свои владения. Все, что он видел своими глазами и слышал своими ушами, не пропускал мимо.
Знатен и богат был Хара-батыр. Его табуны буланых коней паслись на западе, вороных — на востоке, гнедых — на севере, пегих — на юге. Золота, серебра и самоцветных камней было столько, что ими хоть пруды пруди. Его знали все, даже Лягушка-Бык, на которой, как об этом говорят, земля держится. Бывало, начнет она мычать и квакать, начнет и земля ходить ходуном под ногами. Тогда Хара-батыр пошлет к ней Великана-Ветродуя с восточной или с западной башни. Он пригонит Лягушке-Быку косяк кобылиц. Лягушка-Бык насытится, успокоится, и земля перестанет трястись.
В год Усун-мечин (воды и обезьяны), в день Зул сын и говорит отцу:
— Батюшка, ночью сегодня не поднимайся на Болзатинскую серую гору.
— А научился ли ты, Джурук, нагайкой бить поперек волчьего носа, что берешься отца родного учить уму-разуму?
— Учить уму-разуму отца родного мне не положено. Но поедешь на Болзатинскую серую гору — быть беде.
— Ладно, Джурук, посмотрю, подумаю.
Стало темнеть-вечереть. Хара-батыр взял аркан и пику серебряную с золотым наконечником, сел, на коня и поехал к Болзатинской серой горе. Едет, а сам думает:
«И почему бы мне не ехать. Мои волосы еще черны, мои руки крепки, мои глаза по пыли видят, когда идет табун, а когда стадо. Нет, зелен ты еще, сынок, не наступило еще то время, чтобы жить отцу по советам сына».
Идет конь по степи, словно журавль пританцовывает, челкой с ветром заигрывает. Едет Хара-батыр, конем своим любуется, степь со всех сторон оглядывает. Когда же солнце над ковылем вспыхнуло, он заметил, как пики вражеские на солнце блеснули. Хара-батыр к бою изготовился, у Болзатинской серой горы стал ждать силу вражескую. Ждет-пождет — никак ее не дождется. И нежданно-негаданно, откуда ни возьмись, кивир — стрела впилась в грудь Хара-батыра. Припал он к гриве коня. И — едва живым возвратился.
— Матушка, побудь с отцом,- сказал Джурук,- Я съезжу в хурул, приглашу бакшу,- Сын Хара-батыра в тороки завязал два мешка золота, вскочил на подушку седла и помчался в степь. Прибыл он в хурул, стреножил коня, обошел кибитки кругом от левой стороны к правой и, подойдя к дверям главной кибитки с правой стороны, снял шапку. У входа в главную кибитку его встретил гебке и спрашивает:
— Что, парень, привез? С какой нуждой к нам в хурул прибыл?
— Привез два мешка золота. Болен мой отец. Он хочет бакше передать часть своих богатств.
Гебке взял у Джурука золото, вошел в кибитку и передал бакше просьбу. Собрался бакша в дорогу и поехали к Хара-батыру.
День и ночь они ехали. Около сумерек к месту прибыли. Бакша порог переступил, а Хара-батыр и говорит ему:
— Бакша, все, что мне принадлежало, раздели поровну: первую часть возьми себе, вторую — отошли Далай-ламе.
Сказал, зевнул и умер. Джурук услышал предсмертные слова отца, подошел к матери и говорит:
— Матушка, он все отдал бакше, ничего нам не оставил.
— Не оставил и коня своего?- всхлипывая, говорила мать.- Что же пожертвуешь ты, когда я умру?
— Лучше я умру, встретившись с каким-либо чудовищем, чем сиднем сидеть в нужде и бедности,- сказал сын Хара-батыра и ушел из дому.
Долго он шел. На перекрестке дорог, что за Байрин-толго (курганом радости) находится, ему повстречался дед — белая борода, сам — в четверть, а борода — в три четверти.
— Парень, откуда и куда идешь?- спросил он.
— Иду от матери к матери, ищу с кем бы гнев на радость сменять,- ответил ему Джурук.
— В гневе человек слеп, как бык в ярости,- поучал дед — белая борода, сам — в четверть, а борода — в три четверти.
— Как бы ни был свиреп лебедь, но и он не бьет своих яиц. По воле своего отца иду от матери к матери. Скажи, дедушка, если пойду вправо, что меня ждет?
— Идущий вправо станет или задычи (волхвом), или Далай-ламой.
— А если идти прямо?
— Идущий прямо может стать знатным нойоном или остаться байгушем (бедняком).
— А если идти влево?
— Идущий влево встретится с мангусами и останется самим собой.
— Пойду влево,- сказал Джурук и пошел по дороге влево, а дед — белая борода, сам — в четверть, а борода — в три четверти пошел по дороге вправо…
День шел Джурук, ночь шел Джурук. На зорьке увидел белую кибитку без застежек и петель. Сын Хара-батыра хотел было войти в нее — навстречу вышла девушка с двумя чашами: в правой руке — золотая, в левой — серебряная.
— Поешь, попей, добрый молодец,- просила она,- отведай моего кушанья. Взял Джурук чашу золотую из ее рук и мигом опорожнил, стал было пить из чаши серебряной, а девушка ему и говорит:
— Не пей больше, добрый молодец, а то силушка в твоих жилочках поубавится. Взяла она чаши золотую и серебряную, хлопнула в ладоши — и как будто ее перед ним не было. «Что за наваждение?» — подумал он. От удивления Джурук даже глаза вытаращил.
— Вот чудо-диво!- говорил он, идя по девичьему следу. Вышел к черной кибитке.
— А где же дверь?- спросил он сам себя. Обошел вокруг черной кибитки, нигде двери не заметил. Тогда сын Хара-батыра отыскал щель в стене и стал в нее глядеть-разглядывать, что там внутри черной кибитки делается. Поглядел — и увидел: посреди кибитки стоит на сорока серебряных ножках трон из золота и резного черного дерева. На троне сидит Черный мус и бабка с мордой дикой козы. Сидят, на золоте едят да хорзой желудки свои разогревают…
— Бабка!- рявкнул Черный мус.- Хочется мне поиграть, потешиться. Есть ли кто у тебя на примете?
— А как же, а как же,- затараторила бабка с мордой дикой козы. — К нашей кибитке Джурук идет, сын Хара-батыра.
— Где же, старая, он?
— Вон с наветренной стороны стоит, в щель заглядывает.
— Эй, человечишко! Откуда ты и как сюда попал?- спросил Черный мус.
— Ловил табун — устал и зашел к тебе: пить хочется, да никак дверь не найду,- ответил ему Джурук.
— Отгадай мои три загадки и попить попьешь, и дверь сама по себе откроется. Только чур: не отгадаешь — сам в пасть ко мне влезешь.
— Согласен. Но после того как и ты мои три загадки отгадаешь. Отгадаешь мои три загадки — мы квиты, не отгадаешь — через орко из кибитки вылетишь.
— Чур, чур, пусть будет и по-моему; чур, чур, пусть будет и как ты сказал. Слушай, Джурук, мою первую загадку:
— Почему ветер дует то с запада, то с востока? Ну, как загадка и какова к ней отгадка?
— Это что, — не загадка. Отгадку к ней знают даже ребятишки, у которых на висках волосы не отрезаны. ² Слушай, Черный мус, отгадку на свою загадку:
— На земле стоят две башни: одна — на востоке, другая — на западе. В башнях живет Великан-Ветродуй. Когда он спит в западной башне, ветер — с запада, перейдет Великан-Ветродуй в восточную башню — и ветер будет дуть с востока.
— Первую загадку ты отгадал, слушай вторую. Моя жена родила двойню: кто из братьев старший? Ну как, Джурук, какова отгадка к ней?
— Это что, это — не загадка. Отгадку к ней каждый адучи (табунщик) знает.
— Слушай, Черный мус, отгадку на свою загадку. В кибитке сидят двое: или два брата, или отец с сыном, или старик с мальчишкой. Тому и другому нужно выйти из кибитки и ехать в табун. Кто первый по обычаю выходит? Младший: он должен первый раскрыть дверцы кибитки, перейти порог, взять коня под уздцы и подвести его к дому. Так и при двойне: кто вышел на свет первым, тот и младший.
— Отгадал, Джурук, и вторую загадку, послушай третью: какому животному собака скажет: «Не лай: мы — одной кости».
— Это что, это — не загадка. Слушай, Черный мус, отгадку на свою загадку: так собака скажет только лисице. Сказал — и в кибитку дверь сама собою открылась. Сын Хара-батыра забросил петлю аркана туда, где орко, а другой конец — в щель просунул. Вошел в кибитку и сел возле серебряного столика. Бабка с мордой дикой козы хлопнула три раза в ладоши — на столике серебряном появилось и питье и кушанье.
— Черный мус,- обратился Джурук к чудовищу,- пока я буду есть и пить, попробуй отгадать мои две загадки:
— Какое трусливое животное, защищая детенышей, лает, как дряхлый пес? И вторая: кто ест, пьет, с живого и мертвого дерет?
Долго думал Черный мус. Видит, что пустое дело их отгадывать, и говорит:
— Джурук, уж больно хитромудрые твои загадки. А ну-ка, загадай-ка третью.
— Ее тебе я загадаю тогда, когда ты из кибитки через орко вылетишь.
Черный мус повздыхал, поохал и полез в орко за третьей загадкой. Голову в орко просунул — аркан вокруг его шеи затянулся.
— Вот тебе. Черный мус, третья загадка, не отгадав которую, ты жизнью своей поплатишься,- сказал Джурук и, вынув меч, отсек ему голову.
Стал сын Хара-батыра искать бабку с мордой дикой козы. Глядь — дверь закрыта, а ее нет. Застрекотала она цикадой, тут он и изловил ее. Посадил бабку с мордой дикой козы к себе на ладонь и так хлопнул по ней другой ладонью, что от бабки и следа не осталось. Джурук сел на коня и помчался к дому. Много ли, мало ли ехал, а к вечеру у кибитки был. Стреножил коня, подошел к двери, стал слушать:
— Эта лепешка на сегодня, эта — на завтра,- послышался голос матери. Джурук взял да и кинул через орко овечий пузырь с маслом.
— Ох, кормилицы вы мои, спасибо, что обо мне не забыли. Кто же мне дал овечий пузырь с маслом? Ушедший мой сын или придавленный землей Хара-батыр?- вопрошала старуха. Джурук вошел в кибитку. Мать, увидев сына, от радости чуть не померла.
— Сын мой, где ты так долго был?
— В далеких землях,- отвечал он.- Я убил Черного муса. Матушка, поедем со мною. Будем жить в кибитке, которую я умом и мечом добыл.
Старуха мать собрала кибитку. Смеркаться стало — к новому месту прибыли. Жили они спокойно и счастливо. Однажды, уезжая на охоту, Джурук сказал матери:
— Матушка, не ходи на Болзатинскую серую гору. Будь дома.
— Ладно, сын мой. Я не забыла смерть твоего отца. Долго не возвращался с охоты Джурук.
— Уж не случилось ли беды какой с ним?- не раз спрашивала она себя. Невмоготу стало ждать. Подоткнув обе полы соболиной шубы, она побежала к Болзатинской серой горе. Взошла — и заметила на косогоре Черного муса, туловище которого лежало по левую сторону дороги, а голова — по правую.
— Горе, беда моя!- кричал он.- Возьми меня! Если у тебя нет детей, я буду твоим сыном, если у тебя нет братьев, я буду твоим братом.
— Прочь, убирайся от меня, чудовище!- кричала она в отчаянии.
— Послушай, если ты без мужа, я с радостью буду им.
— Что ты сказал?- спросила мать Джурука и подбежала к Черному мусу.
— Если ты без мужа,- повторила голова,- я с радостью буду им. Подтяни меня к туловищу. Сходи домой. Возьми высушенную заячью желчь и высушенного ужа и принеси все это сюда. Заячью желчь положи в рот, ужа — на то место, где у меня шея перерублена. Мать Джарука принесла все, что просил Черный мус, положила заячью желчь ему в рот, ужа — на то место, где шея перерублена.
— Взойди вон на ту вершину горы,- попросил Черный мус, — и громко крикни: «Земля — чиш, небо — луш».
Взошла она на вершину горы и крикнула:
— Земля — чиш, небо — луш!
Земля заходила ходуном, с неба красный дождь пошел. Камень, величиной с быка, которым туловище Черного муса было придавлено, раскололся надвое и полетел к небу.
— Ух, как хорошо быть живым!- воскликнул Черный мус. Взял мать Джурука, как былинку, посадил на правое колено — поцеловал в левую щеку, потом посадил на левое колено — поцеловал в правую щеку, к своей груди прижал — поцеловал в губы.
Проходили день за днем. Наступил месяц Бар-Сар (декабрь). В день Зулы мать Джурука родила мальчика.
— Куда денем детеныша?- спросила она Черного муса.
— Заверни его в шкуру черного быка, брось на той дороге, по которой Джурук с охоты будет возвращаться.
Она так и сделала: завернула малыша в шкуру черного быка и положила на дороге.
Едет Джурук с охоты, слышит: никак дитя плачет. Подъехал ближе и увидел новорожденного.
«Разве я не был, как и ты, без крыльев?- думал Джурук.- Разве я не был без посоха? Разве я не был один у очага? Быть тебе, малыш, моим младшим братом»,- и взял его с собою.