У великого падишаха был единственный сын по имени Хаджаф. Однажды Хаджаф скакал галопом на вороном коне и, разогнавшись, наскочил на какую-то старушку, несущую на голове кувшин с водой. При виде черного всадника, мчащегося прямо на нее, старушка перепугалась, задрожала, кувшин ее опрокинулся и, упав на землю, разлетелся на мелкие кусочки. А Хаджаф громко засмеялся и пришпорил коня.
— Пусть даже яблоки в твоих руках будут плакать! — бросила старушка вслед исчезающему вдали злому всаднику.
Все это видел молодой бедный гончар Хуссейн, выделывавший из глины красивые миски, кувшины и другую посуду. Подошел он к старушке и подал ей свой только что обожженный на огне кувшин:
— Вот, тебе, матушка, новый кувшин вместо старого.
Старушка вытерла слезы, взяла из рук Хуссейна новенький кувшин, поблагодарила его и произнесла такое заклинание:
— Пусть даже яблоки в руках твоих смеются, добрый гончар!
А молодой принц Хаджаф потерял с тех пор покой: день и ночь только и думал о чудесных яблоках, которые видел во сне и наяву, вдыхая их запах. Он обо всем на свете забыл, лишь каждого встречного расспрашивал, не слыхал ли кто что-либо о такой стране, где растут чудесные яблони, которые приносят смеющиеся и плачущие плоды. Наконец, он решил пуститься на поиски такой яблони по белому свету:
— Прощай, отец, — сказал он падишаху. — Либо добуду я чудесные ябоки, либо погибну.
Отец слезы с глаз своих вытер, благословил сына в дорогу и дал ему скакуна.
На рассвете князь Хаджаф покинул отцовский дворец и пустился в путь.
Он ехал по бесконечным степям и диким лесам, долго-долго, пока не оказался у подножия высокой горы. Там рос старый дуб, которому исполнилось тысяча семь лет. Из-под его корней били три родника, а от них дорога разветвлялась в трех направлениях.
— Напейся моей воды, — слышит Хаджаф голос первого родника, — и ты будешь богаче самого багдадского султана.
— О, зачерпни моей воды, юноша, и ты будешь управлять великим царством, — прожурчал второй.
— Если ты утолишь жажду моей водой, то станешь обладателем яблок, которые смеются и плачут, — прожурчал третий родничок.
— Есть у меня и богатство и власть, — воскликнул Хаджаф. — Мне нужны одни лишь волшебные яблоки.
Он напился воды из третьего источника и двинулся по его течению.
Долго ехал Хаджаф, так долго, что не счесть дней и ночей, проведенных им в пути.
Узеньким ручейком вода из этого источника все плыла и плыла дальше, потом разлилась в широкую реку, потом впала в море, смешивая свое течение с его солеными волнами. Остановился Хаджаф на берегу и вглядывается в безбрежную морскую даль.
— Куда же ты меня привела, вода? Куда же ты меня, река, завела? — сердито жалуется он высокому небу.
И тут водяная куропатка к берегу подплывает, ударяет своими крылышками о волны и кричит во все свое горлышко:
— Пию, пию, пию, пию! Иди вправо, иди вправо! Пию, пию! — и, нырнув в волны, она уплыла в морскую даль.
Повернул Хаджаф своего коня вправо, мчится через рвы, через скалы — снова перед ним большая река. А на берегу ее сидит женщина с младенцем на руках и громко плачет. Промчался мимо них на своем коне Хаджаф, даже не глянув в их сторону, не спросив, почему женщина плачет. Только на всем скаку влетел он в реку на коне и вплавь на другой берег перебрался.
— Заплачут яблоки в ладонях твоих, ох, заплачут, — произнесла незнакомка, глядя вслед исчезающему вдали всаднику.
В это время у реки оказался молодой гончар. Увидел он плачущую женщину с ребенком и спрашивает ее:
— О чем ты плачешь, добрая женщина?
— Я плачу потому, что не могу с ребенком через глубокую реку перейти. Вот уже ночь приближается, а до дома еще так далеко.
— Хуссейн перенес через широкую реку мать с ребенком, а она его такими словами поблагодарила:
— Пил ли ты воду из третьего источника, что бьет под старым дубом, которому уже тысяча и семь лет?
— Пил, — отвечает он.
— А пошел ли ты вдоль потока, плывущего из третьего источника?
— Пошел. К широкому морю я вышел, чтобы найти эти райские яблочки, которые смеются и плачут. Ведь с тех пор, как я услышал о них, я все забросил — дом, мастерство, старых своих родителей оставил и отправился по белому свету скитаться. Вот так все ищу и ищу, — пожаловался Хуссейн. — Пока не найду их, — нет для меня жизни, счастья и покоя.
— Кто ж тебе дорогу показал? Не водяная ли куропатка? — спрашивает его незнакомка.
— Да, — «направо иди», — велела она мне. Вот я и пошел, пока сюда не добрался.
— Ну, так слушай Хуссейн, да ни слова не пророни из того, что я тебе скажу. Чуть свет ты выйдешь и пойдешь к склону той горы, что синеет на горизонте. Там ты увидишь яблоневый сад, окруженный высокой стеной. Он принадлежит принцессе Заире Прекрасной, этот оазис среди пустыни. Но в этом саду растет только одна яблоня, плоды которой смеются и плачут. Она растет под самым окном принцессы. Никто не стережет этого дерева, но еще никогда человеческая рука с него ни одного яблока не сорвала. Как только кто-нибудь потянется за яблоком, ветви яблони тут же вверх отскакивают. Только перед тобой, — одним-единственным, Хуссейн, яблоня низко наклонит свои ветви, и только в твоих руках ее яблоки засмеются. Ты будешь самым счастливым в мире человеком. Когда ты окажешься уже в саду принцессы, то легко отыщешь чудесное дерево — к нему приведет тебя жемчужный смех яблочек. Не забудь только — обопрись ладонью о ствол дерева и скажи: «Прислала меня Фатима».
Хуссейн хотел еще расспросить незнакомку, поблагодарить ее за добрые советы, но никого уже возле него не было. Добрая волшебница исчезла в вечерней мгле.
Чуть свет поднялся Хуссейн и пустился в путь к саду Заиры. А в саду он сразу нашел дорогу к чудесной яблоне: жемчужный смех ему сопутствовал — это румяные яблочки смеялись, радовались.
Хуссейн оперся ладонью о ствол дерева и повторил слова доброй волшебницы. И вот, яблоня тут же склонила перед гончаром свои ветви, и засмеялись румяные яблочки, сами в его руку падая. Хуссейн выходит из сада Заиры, а яблоки ему со всех сторон песнь о счастье поют, и сердце его удивительной радостью начало наполняться.
В ту минуту, когда он так радовался своим яблокам и нарадоваться не мог, послышался голос:
— Эй ты, бродяга, что это у тебя там в руках? Смотрит Хуссейн, а перед ним всадник на вороном коне, одежда на нем богатая и красивая, вся золотом блестит. Наверное, князь какой-нибудь. А на яблоки Хуссейна так поглядывает, как будто бы глазами их съесть хочет.
— Мои яблоки чужих рук не любят, государь, — говорит Хуссейн.
— Ты, собака, как ты смеешь так отвечать сыну самого падишаха! — закричал на него в гневе Хаджаф, ударил Хуссейна мечом по голове, яблоки схватил, пришпорил коня и галопом поскакал дальше. Но следом за ним громкий плач яблок раздался.
Долго лежал Хуссейн в беспамятстве на дороге. Добрые люди его тут и нашли, с земли подняли, раны его перевязали. А когда он выздоровел, вернулся домой к старым родителям и снова начал горшки лепить и обжигать их в печи.
В то же время по всему царству разошлась весть о том, что Великий Багдадский султан ищет смельчака, сорвавшего яблоки в саду его дочери Заиры. Только тому решил он отдать в жены свою дочь, кому чудесная яблоня сама в руки свои яблоки стряхнула.
Мрачный сидит на террасе своего дворца сын падишаха. Поглядывая на яблоки, он думает: «Может быть, они перестанут плакать, если я сделаюсь супругом Заиры? С тех пор, как я их отобрал у этого дерзкого бродяги, они ни разу даже не засмеялись, только плачут да рыдают. Мне весь свет даже опротивел».
Собрал Хаджаф большую свиту, отец его, падишах, велит сто подвод с подарками выслать, а уже сколько слуг, поваров с поварятами, старших конюхов, охотников со сворами гончих собак — любимцев молодого господина, сколько сокольничих с соколами на плечах, сколько слуг для покоев, для стола и ложа, сколько нарядов и шатров сына падишаха — всего и не счесть!
Среди слуг Хаджафа находился и молодой гончар Хуссейн. Он услышал о караване молодого князя, отправляющемся к Заире, яблоня которой приносила райские яблочки, и решил любой ценой туда попасть. Среди сотен слуг сын падишаха его не узнает, а он будет стараться не попадаться ему на глаза. И судьба над ним еще, может быть, смилостивится, и ему еще приведется услышать смех волшебной яблони, без которой ему теперь и жизнь не мила стала. Так он и сделал. Попросился в помощники к повару и отправился в путь.
Приехал Хаджаф со всей своей огромной свитой в сад Заиры, с султаном и его дочерью поздоровался, изысканный поклон им отвесил, подарки свои перед ними разложил.
— Это ты и есть тот самый человек, который с дерева принцессы Заиры яблоки сорвал? — спрашивает его султан.
— Да, мой господин, — гордо отвечает Хаджаф.
— Отец,- говорит Заира, лицо которой оставалось прикрытым густой вуалью, — пусть же этот рыцарь покажет мне яблоки.
Хаджаф поднял в своих руках кверху румяные, как кораллы, яблоки — по всему саду разнесся такой плач и рыдания, такие жалобные стоны, все вокруг как будто онемели от печали.
А принцесса Заира сказала тогда султану:
— Отец мой! Ты ведь хорошо знаешь, что только тому я могу отдать свою руку, у кого в ладонях яблоки засмеются. Видно, этот рыцарь нечестным путем эти яблоки раздобыл, раз они так плачут и так жалуются.
Как только услышал эти слова князь Хаджаф, воспылал он страшным гневом и даже весь затрясся от злобы и обиды. А плачущие яблоки из рук его выскользнули и по дорожке покатились, все еще продолжая рыдать и всхлипывать. Катятся они, катятся по земле, пока к самым ногам помощника повара не докатились. Нагнулся Хуссейн, в ладони плачущие яблочки взял, а они сразу же принялись смеяться. И так они смеялись, так закатывались смехом, что весь сад наполнился весельем и радостью.
— Отец! Вот он, тот, которого мне судьба предназначила, — сказала Заира.
Так гончар Хуссейн, бедный помощник повара, стал супругом прекрасной Заиры.